Кобыла попала копытом на камень и споткнулась. Рука Джека удержала ее в ритме, мускулы на ней вздулись, голос хозяина подбодрил Дженни и она продолжила путь. На этот раз она не противилась, когда Джек пытался придержать ее. Он еще ниже пригнулся к дымящейся от пота шее и что-то ласково и еле слышно шептал ей на ухо.
Дженни ответила низким переливчатым ржанием. Она никак не могла понять, зачем он заставляет ее так долго мчаться легким галопом сквозь непроницаемую ночную мглу, что окружала их со всех сторон. Однако она понимала — таково желание хозяина. И похоже, он ей доволен. Она и дальше бы мчалась с той же быстротой, но он заставил ее пройти шагом минут пять, пока они не оказались возле пустоши, которую он хорошо знал. Было уже совсем поздно, и Джек тронул бок кобылы коленом, призывая ее показать, на что она способна, и побуждая перейти в галоп. Снова пригнулся к гриве, всматриваясь в непроглядную тьму. Перед ним простиралась равнина, покрытая мелкорослым кустарником, и Дженни ринулась вперед, удвоив скорость.
Рукой и голосом он подбадривал ее и так они мчались и мчались. Было уже, должно быть, половина девятого, и Карстерс знал, что оставшееся расстояние они могут преодолеть за час. Карета с герцогом уже, должно быть, прибыла, о том, что может произойти с Дианой дальше, он старался не думать.
Прошло еще полчаса, и Джек услышал, что дыхание Дженни стало прерывистым и учащенным и снова немного придержал ее. К этому времени они уже съехали с вересковой пустоши на дорогу, которую он прекрасно помнил и знал, что находится теперь примерно в десяти милях от Уинчема. Еще миль пять, если по прямой. Он понимал, что Дженни необходимо дать передохнуть, а потому натянул поводья и спешился.
Ноги Дженни дрожали, по шелковистой шкуре катился пот. Она уткнулась носом ему в ладонь. Джек нежно потрепал ее по шее, почесал за ухом и тогда она, ласково облизав ему лицо, задышала ровнее.
И снова он оказался в седле, и снова летели они во тьме, пожирая мили.
Оставив Уинчем справа, Карстерс свернул на запад, а потом — на северо-запад. Дорога пошла на подъем, до Андовера оставалось две мили…
Дженни снова споткнулась и перешла на шаг. Хозяин потрепал ее по гриве и она опять прибавила ходу.
Он понимал, что силы ее почти на исходе, но продолжал гнать вперед. Она покорно подчинялась его руке, хотя дыхание вырывалось уже со всхлипыванием и свистом, а глаза налились кровью.
Наконец впереди показались высокие железные ворота, наглухо закрытые. Джек остановил лошадь и пошел пешком, отыскивая в изгороди лазейку, через которую могла бы протиснуться Дженни.
Его светлость сделал знак лакеям, и Диана с замиранием сердца увидела, как они выходят из комнаты и притворяют за собой дверь.
Она сделала вид, что хочет съесть персик и, взяв его с блюда, стала очищать дрожащими негнущимися пальцами. Трейси, откинувшись в кресле, наблюдал за ней сквозь полуопущенные веки. Он видел, как она доела, наконец, персик и встала, опершись одной рукой о высокую резную спинку кресла. Затем она заговорила, и на этот раз в голосе ее уже не было и следа наигранного спокойствия.
— Что ж, сэр, я поужинала и теперь заявляю, что просто умираю от усталости. Прошу предоставить меня заботам вашей домоправительницы.
— Ничто не доставило бы мне большего удовольствия, дорогая, — протянул герцог, — если бы таковая у меня имелась, эта самая домоправительница.
Диана иронически подняла бровь.
— Но, полагаю, у вас имеется хотя бы служанка? Я хотела бы лечь спать, раз уж мне предстоит остаться здесь.
— Все у вас будет, дитя мое, всему свое время. Однако не спешите лишить меня вашего обольстительного общества… — с этими словами он поднялся и, взяв ее за руку, подвел к дивану с низкой спинкой, стоявшему в другом конце комнаты.
— Если вы собрались что-то сообщить мне, ваша светлость, то умоляю, отложите это до завтра. Сегодня я не в состоянии.
Он рассмеялся.
— По-прежнему холодна, как лед, моя прелесть!
— Другой я не буду, сэр.
Глаза его сверкнули.
— Вы уверены? Что ж, придется доказать, что вы ошибаетесь, дорогая. Можете меня любить или ненавидеть, как угодно, но с этой маской ледяного равнодушия вам придется расстаться. Позвольте обратить ваше внимание, вон там, сзади, очень удобный диван.
— Вижу, сэр.
— Так садитесь.
— Не стоит, сэр. Я здесь не останусь.
Он шагнул к ней и на лице его было при этом такое выражение, что Диана немедленно опустилась на диван.
Герцог улыбнулся и кивнул.
— Вы поступили очень разумно, Диана.
— Что дало вам основание обращаться ко мне столь фамильярно, сэр? — в голосе ее снова звенел лед.
Трейси опустился на диван рядом с ней, закинул руку за спинку, пальцы его касались плеча девушки. Диане понадобилось все самообладание, чтоб не вскрикнуть. Она чувствовала себя совершенно беспомощной, загнанной в ловушку, и нервы ее были на пределе.
— Ну, довольно, девочка. Хватит играть словами. Подумайте хорошенько, стоит ли на меня сердиться?
Она сидела неподвижно и прямо и молчала.
— Я люблю вас… О, вы опять содрогаетесь. Но однажды… Наступит день и вы станете относиться ко мне иначе.
— И вы называете это любовью, ваша светлость? — воскликнула Диана, терзаемая страхом и чувством полной беспомощности.
— Ну, во всяком случае, чем-то вроде того, — невозмутимо ответил он.
— Да помоги вам тогда Господь! — снова содрогнулась она, думая о том, другом, чья любовь была совсем иной.