— О, вы так добры, Гарри! Да, я сделаю все, как вы говорите, и я… мне так неловко, что я огорчила вас! Нет, поистине, я приношу всем одни несчастья! О, лучше бы я умерла! Ведь вы не любите меня по-настоящему. Я буду просто обузой!..
— Нет, я люблю вас! — уверил он ее, хотя в глубине души уже жалел, что воспылал столь страстными чувствами к этой женщине. — А теперь мне пора, дорогая, ваш муж может вернуться с минуты на минуту, — и он расцеловал ей ручки. — A demain, моя прелесть!
Лавиния сама не понимала, как высидела последний акт. Она мечтала оказаться дома — который скоро перестанет быть ее домом — в тишине и покое. Голова буквально раскалывалась от боли. Больше всего на свете ей хотелось прислониться к плечу мужа, такому близкому и в то же время недоступному, и почувствовать, как ее обнимают такие ласковые и надежные руки. Но Дик любит Изабеллу Фэншо, и она вынуждена сидеть прямо и неподвижно и улыбаться в нужных местах.
Наконец спектакль закончился. Занавес опустился, публика затопала и захлопала в ладоши. Занавес снова поднялся. Господи, что же это? Неужели еще не конец?.. Ах, нет, это Гаррик вывел миссис Клайв кланяться. Да закончат они когда-нибудь или нет?..
Миссис Флеминг уже встала: пора ехать. Кто-то накинул на плечи Лавинии накидку — Ричард, последний раз в жизни. Мистер Холт проводил ее до кареты и усадил вместе с кузиной. Сам он с мистером Флемингом уселись в портшезы и с дамами поехали только Ричард и Трейси. Флеминги остановились у друзей на Брук-стрит, неподалеку от Гросвенор-сквер, так что, довезя Гарриет с мужем, она вскоре оказалась дома.
Лавиния несколько удивилась: зачем это Трейси поехал с ними? А вдруг он собирается предупредить Дика о готовящемся побеге? Но как он мог узнать?..
У лестницы, ведущей на второй этаж, она обернулась — пожелать доброй ночи.
Трейси она просто кивнула, Дику же протянула руку. Он взял ее в свою, поцеловал, и она заметила, как холодны его пальцы и как обжигающе горячи губы. Затем он отпустил ее и она начала медленно подниматься по ступеням.
Герцог следил за сестрой сквозь лорнет. Когда, наконец, она скрылась из виду, он обернулся и критически оглядел Ричарда.
— Если вы всегда так целуете женщин, то я сочувствую Лавинии, — заметил он.
Ричард плотно сжал губы. Затем взял подсвечник и ввел герцога в гостиную.
— Полагаю, вы пришли не затем, чтоб сообщить мне это? — холодно осведомился он.
— Ваше предположение верно, Ричард. Я пришел открыть вам глаза.
— Вы очень добры.
Его светлость бросил шляпу на стол и присел на ручку кресла.
— Возможно… Возможно также, что вам будет интересно узнать, что ваша жена собирается бежать с нашим милым и галантным другом, капитаном.
Ричард кивнул.
— Вы это знали?
— Разумеется.
Трейси внимательно оглядел его.
— Могу ли я знать, какие меры вы приняли, чтоб остановить ее?
— Никаких.
Выражение, возникшее при этом на лице герцога, не поддавалось описанию. На миг он даже лишился дара речи, потом заговорил, и в голосе его звучали саркастические нотки.
— Вы, очевидно, забыли, что ваш долг — указать жене ее место! Нет, ей-Богу, меня от вас просто тошнит!
— Сожалею. Но от этой болезни всегда есть средство, — многозначительно ответил Ричард.
Трейси проигнорировал эту его ремарку.
— Очевидно, что потеря Лавинии для вас ничего не значит, да? И позор, которым покроется при этом ее имя, — тоже!
— Мое имя, если уж быть точным.
— Наше имя! Ваше уже и без того опозорено!
Ричард побелел, рука его непроизвольно потянулась к рукоятке шпаги.
Трейси внимательно следил за ним.
— Неужели вы вообразили, что я стану пачкать свой клинок вашей кровью? — еле слышно произнес он.
Рука Ричарда соскользнула с рукоятки, глаза впились в лицо герцога.
— Так вы… знаете? — спросил он наконец. Голос его звучал спокойно.
— А вы, однако, глупец, — мягко, почти нежно ответил герцог. — Глупец. Неужели думаете, что нет? Я всегда знал.
Ричард привалился спиной к каминной полке.
— Так значит, вы всегда знали, что вина моя? С той самой ночи? Вы догадались?..
Трейси усмехнулся.
— Но зная вас обоих, как можно было заподозрить не вас? — грубо ответил он.
— О, Боже! — воскликнул Карстерс. — Почему же вы до сих пор молчали?
Глаза герцога удивленно округлились.
— Но это бы… только раздражило вас, не так ли? Да, знаю, что так. Я ведь наблюдал за вами, — он усмехнулся. — А эти придурки дальше своего носа не видят. Все до единого тут же и поверили, что смошенничал Джон! Джон, надо же!.. Проглотили наживку, как миленькие, так и не догадались, что это ложь.
— Но вы-то не поверили?
— Я? Разумеется, нет. Зная, что вы — всего лишь слабохарактерный глупец, в то время, как Джон — глупец донкихотствующий. И сделал соответствующие выводы.
— Нет, не просто выводы! Вы пытались свалить вину именно на него! О, Господи, ну почему вы тогда меня не разоблачили?
— Знаете, я никогда не одобрял глупого геройства. Да и к чему мне было вмешиваться? Какое мне, в конце концов, дело? Да и какие доказательства?
— Но можно было хотя бы усомниться… Почему вы этого не сделали? В чем причина?
— Мне кажется, она вполне очевидна.
Ричард смотрел на него с недоумением.
— Бог мой, Ричард, нет, вы положительно глупы! Разве я не говорил сейчас, что Джон — глупец донкихотствующий? Но я же не сказал, что он слабохарактерный…
— Так вы… вы хотели, чтоб Лавиния вышла замуж именно за меня? Чтоб потом выжимать из меня деньги? — медленно произнес Карстерс.