— Ладно, даю слово. Можете повязать меня, коли охота! — это был голос настоящего разбойника, грубый, хриплый и совершенно не похожий на его собственный.
Однако глаза О’Хары были устремлены на протянутые к нему изящные белые руки. Из-за присущей ему небрежности Джек забыл выпачкать их сажей. Пальцы тонкие, белые, с тщательным маникюром.
Майлз взял кисти Джека в свои огромные ладони и повернул их к лунному свету.
— Слишком уж белые у тебя ручки для твоего-то ремесла, — заметил он и ухватил Джека за запястья покрепче, когда тот сделал попытку вырваться. — Э-э, нет, ничего не выйдет! А ну-ка, идем со мной, дружище!
Джек отпрянул.
— Но моя кобыла! — запротестовал он, и О’Хара уловил в его тоне искреннюю озабоченность.
— О ней не беспокойся, — сказал он. — Эй, Джордж!
К нему подскочил кучер.
— Да, сэр?
— Видишь вон ту кобылу? Отгони ее домой. Сможешь?
— Да, сэр.
— Сомневаюсь… — пробормотал Джек.
И не только он усомнился, но и Дженни. Она напрочь отказывалась позволить этому чужаку оседлать себя. Ведь хозяин оставил ее ждать в определенном месте и она намеревалась стоять там, пока он сам не отдаст команду двигаться дальше. И напрасно пытался задобрить и подстегнуть ее кучер. Она лишь танцевала вокруг него, совершенно при этом преобразившись — уши плотно прижаты к голове, зубы оскалены — готовая лягнуть при первом удобном случае.
Джек наблюдал за бесплодными попытками Джорджа и на губах его возникло подобие улыбки.
— Дженни! — тихо окликнул он.
О’Хара, нахмурившись, резко обернулся к нему. Ведь Джек совершенно бессознательно заговорил собственным голосом, и этот голос показался Майлзу отдаленно знакомым.
Дженни выдернула уздечку из рук вспотевшего кучера и бросилась к пленнику.
— Вы не освободите мне хотя бы одну руку… сэр? — спросил он. — Может, я сумею ее укротить.
Майлз безмолвно отпустил его, и Джек ухватил кобылу под уздцы, бормоча нечто нечленораздельно ласковое тут же присмиревшей кобыле.
О’Хара наблюдал, как холеная породистая рука нежно потрепала гриву лошади, и снова нахмурился. Нет, на обычного разбойника этот человек явно не похож.
— А теперь садись на нее, слышишь? — бросил Джек кучеру и, ухватившись за поводья, придержал лошадь. Джордж повиновался. Похлопав кобылу по шее, задержанный обернулся к Майлзу. — Теперь она пойдет, сэр.
О’Хара кивнул.
— Славно ты ее выучил. Давай, полезай в карету!
Джек повиновался, через пару минут Майлз последовал за ним. Карета тронулась. Какое-то время в ней царило молчание. Карстерс старался держать себя в руках. Мысль о том, что путешествие скоро закончится и что после этого он уже больше никогда не увидит своего друга, казалась совершенно невыносимой. Его так и подмывало сжать эту крепкую руку в своей…
Майлз обернулся и стал вглядываться в темноте в лицо, прикрытое маской.
— Вы джентльмен? — спросил он без обиняков.
Но Джек был готов к этому вопросу.
— Я, сэр? Господи, ясное дело, нет, сэр!
— Я вам не верю! Не забывайте, я успел разглядеть ваши руки.
— Руки, сэр? — продолжал изображать непонимание Карстерс.
— Вы что ж, считаете, я настолько глуп, чтоб поверить в весь этот маскарад после того, как видел ваши белые руки?
— Что-то я никак не пойму вас, сэр…
— Ладно, будет придуриваться! Поймешь — не сегодня, так завтра!
— Завтра, сэр?
— Конечно. Так что уж лучше сказать мне все прямо сейчас. Я вовсе не такой простак, каким кажусь на вид, и умею отличить джентльмена, пусть даже он и огрызается на меня, как ты сейчас! — хихикнул он. — И еще у меня странное чувство, что я тебя знаю. Появилось, как только ты заговорил с кобылой. Не хотелось бы отправлять друга на виселицу.
Как хорошо был знаком Джеку этот мягкий убедительный голос. Руки его сжались в кулаки и он поспешил ответить:
— Не думаю, чтоб мы когда-то встречались, сэр.
— Может и так. Ладно, завтра посмотрим.
— Но почему завтра, сэр? — с тревогой спросил Карстерс.
— Да потому, что именно завтра тебе предоставится честь предстать передо мной, мой друг.
— Предстать… перед вами, сэр?
— А как же! Ведь я, с позволения сказать, мировой судья!
Тут настала долгая пауза, а затем, наконец, юмористический оборот, который приняла вся эта история, дошел до Джека, и плечи его затряслись в беззвучном смехе. Нет, это уже слишком! Его, графа Уинчема, будет официально допрашивать близкий друг, мистер Майлз О’Хара, мировой судья!..
— Чего это тебя так разобрало, а, друг? Что тут смешного? — спросил удивленный О’Хара.
— О, Господи!.. — только и простонал Джек со смехом и забился в угол кареты.
Утром леди О’Хара сочла, что ее большой, обычно несколько флегматичный муж как-то необычно молчалив за завтраком. Она не столь долго пробыла замужем, чтоб смириться с тем, что ее игнорируют — неважно, в какое время дня; однако в то же время она пробыла замужем достаточно долго, чтоб знать, что прежде, чем пойти на него в атаку, следует удовлетворить его разыгравшийся аппетит. А потому она, подав Майлзу кофе и яйца, с удовлетворенным и даже несколько материнским видом созерцала, как он поглощает холодное говяжье филе. Леди О’Хара была миловидной, по-птичьи хрупкой молоденькой дамочкой с большими глазами и шелковистыми каштановыми кудряшками, спадавшими из-под скромного, но, тем не менее, очень идущего ей чепчика. Росту без каблуков в ней было ровно пять футов, а потому ее крупный муж иногда называл ее Карлицей. Несмотря на ласковый и игривый тон, которым обычно произносилось это прозвище, восторга у леди О’Хара оно не вызывало.